Сегодняшнюю историю передала в редакцию нашей газеты дитя войны, быковчанка Светлана Алексеевна Хвостова. Родом она из Челябинской области. Получилась очень трогательная история о работе уральских горняков, детских учреждений в годы войны, о послевоенной школьной поре.
«Я родилась в начале 1941 года в небольшом уральском городке Челябинской области. Отец, Алексей Гаврилович Хвостов, 1911 года рождения, работал горным механиком. В первые дни войны его призвали на фронт. Были проводы, но перед самой отправкой на фронт, прямо с вокзала, его вернули и отправили работать в шахты. С того дня мы отца практически не видели дома. Отец рассказывал: стране нужно было золото. Срочно и много. Технология добычи была крайне примитивной, работали практически вручную. Посылали работать и в заброшенные шахты, оставленные иностранцами и нашими владельцами. В таких шахтах часто случались обвалы – рабочие гибли. Было много и других драматических событий. Вспоминая о войне, отец говорил: «Было очень и очень страшно, как на фронте…».
Мама, Татьяна Ивановна Хвостова, 1915 года рождения, была бухгалтером. Но во время войны ее, как и других женщин, посылали на разные работы. На службу она ходила в мужских стеганых брюках, кирзовых ботинках и фуфайке. Никто не знал, куда пошлют работать: или на тяжелую физическую работу, или, как она говорила, «копеечку носить».
Дома у нас постоянно жили двое моих двоюродных братьев, так как их отец был на фронте, а мама постоянно на работе.
Меня определили в Миасский детский сад. Было очень голодно. На обед нам давали похлебку, очень крохотный кусочек хлебушка и морковный чай в стаканчиках из бритвенных наборов.
Я почти каждый день убегала из детского сада – очень кушать хотелось. Перебегала через площадь к центральному рынку – в надежде, что кто-то даст хоть что-нибудь. Да и интересно там было. Вход в рынок был через огромные кованые ворота. От них шла примерно полуметровая твердая дорожка. По обе стороны сидели покалеченные на фронте солдаты – кто на чем. Безногие – на дощечках с колесиками. У кого были целы руки, играли на балалайке, гармони, гитаре и пели фронтовые, народные песни. И эта послевоенная «печально-израненная» картина до сих пор не покидает мою память…
В 50-м году родители переехали на юг. Но и там все – взрослые и дети – страдали от голода. Как же мы голодали! Ели траву, от нее «пухли животы», случались и отравления. Помню и макуху – это такие куски твердых отходов после прессовки и выработки растительного масла. Их приносили с фабрики, и мы радовались им как прянику.
В первом классе у нас не было учебников и тетрадей. Букварь был только у учительницы, а азбука – на доске. Мой отец добился через руководство шахты приобрести тонну оберточной бумаги для школы. Она была вместо учебных тетрадей. Писали мы перышком, которое привязывали нитками к тонкой палочке. Не стыдно было ходить в одежде с заплатками – так были одеты все одноклассники. Страна восстанавливалась после войны, и мы гордились этим. А школьные годы, несмотря на все трудности, были самыми лучшими и счастливыми.
Мне хотелось, чтобы мои ровесники (мне 79 лет) вспомнили об этом. А молодым пожелаю никогда не испытать лишений и тяжести военного времени….»
